Неточные совпадения
Пощупал я
овцу:
Овца была уж мертвая…
— И
будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, — у кого
овца ярку принесет,
овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну — и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
Увидев Алексея Александровича с его петербургски-свежим лицом и строго самоуверенною фигурой, в круглой шляпе, с немного-выдающеюся спиной, он поверил в него и испытал неприятное чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, мучимый жаждою и добравшийся до источника и находящий в этом источнике собаку,
овцу или свинью, которая и
выпила и взмутила воду.
В каком-то стаде у
Овец,
Чтоб Волки не могли их более тревожить,
Положено число Собак умножить.
Что́ ж? Развелось их столько наконец,
Что
Овцы от Волков, то правда, уцелели,
Но и Собакам надо ж
есть;
Сперва с Овечек сняли шерсть,
А там, по жеребью, с них шкурки полетели,
А там осталося всего
Овец пять-шесть,
И тех Собаки съели.
Пустой ваш труд: на волка только слава,
А
ест овец-то — Савва.
Однажды, придя к учителю, он
был остановлен вдовой домохозяина, — повар умер от воспаления легких. Сидя на крыльце, женщина веткой акации отгоняла мух от круглого, масляно блестевшего лица своего. Ей
было уже лет под сорок; грузная, с бюстом кормилицы, она встала пред Климом, прикрыв дверь широкой спиной своей, и, улыбаясь глазами
овцы, сказала...
— Нам необходимы интеллигентные и осведомленные в ходе революционной мысли, — мысли, заметьте! — информаторы, необходимы не столько для борьбы против врагов порядка, сколько из желания
быть справедливыми, избегать ошибок, безошибочно отделять
овец от козлищ. В студенческом движении страдает немало юношей случайно…
— Эх, ты! Не знаешь ничего. Да все мошенники натурально пишут — уж это ты мне поверь! Вот, например, — продолжал он, указывая на Алексеева, — сидит честная душа,
овца овцой, а напишет ли он натурально? — Никогда. А родственник его, даром что свинья и бестия, тот напишет. И ты не напишешь натурально! Стало
быть, староста твой уж потому бестия, что ловко и натурально написал. Видишь ведь, как прибрал слово к слову: «Водворить на место жительства».
«Что он такое? — думал Райский, тоже зевая, — витает, как птица или бездомная, бесприютная собака без хозяина, то
есть без цели! Праздный ли это, затерявшийся повеса, заблудшая
овца, или…»
Все собаки в деревне знают и любят ее; у ней
есть любимые коровы и
овцы.
Наконец объяснилось, что Мотыгин вздумал «поиграть» с портсмутской леди, продающей рыбу. Это все равно что поиграть с волчицей в лесу: она отвечала градом кулачных ударов, из которых один попал в глаз. Но и матрос в своем роде тоже не
овца: оттого эта волчья ласка
была для Мотыгина не больше, как сарказм какой-нибудь барыни на неуместную любезность франта. Но Фаддеев утешается этим еще до сих пор, хотя синее пятно на глазу Мотыгина уже пожелтело.
12. Как вам кажется? Если бы у кого
было сто
овец, и одна из них заблудилась; то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся?
Был муж в земле Уц, правдивый и благочестивый, и
было у него столько-то богатства, столько-то верблюдов, столько
овец и ослов, и дети его веселились, и любил он их очень, и молил за них Бога: может, согрешили они, веселясь.
Целые армии пехоты разгонялись, как стада
овец, несколькими сотнями всадников; до той поры, когда явились на континент английские пехотинцы из гордых, самостоятельных мелких землевладельцев, у которых не
было этой боязни, которые привыкли никому не уступать без боя; как только пришли во Францию эти люди, у которых не
было предубеждения, что они должны бежать перед конницею, — конница, даже далеко превосходившая их числом,
была разбиваема ими при каждой встрече; знаешь, знаменитые поражения французских конных армий малочисленными английскими пехотинцами и при Кресси, и при Пуатье, и при Азенкуре.
В ней он изложил, что и у Авраама
были рабы, и у Исаака, и у Иакова, и у Иова
было рабов даже больше, нежели
овец.
Гнездо окончательно устроилось, сад разросся и
был преисполнен всякою сластью, коровы давали молока не в пример прочим, даже четыре
овцы, которых бабушка завела в угоду внучке, ягнились два раза в год и приносили не по одному, а по два ягненка зараз.
Овец и баранов нигде столько не
было.
Буссе пишет, что айно, увидев в первый раз в жизни свиней, испугались; да и Миддендорф говорит, что когда на Амуре в первый раз
были разведены
овцы, то волки не трогали их.
Эта охота очень добычлива; на иной небольшой островок набежит зайцев множество, и они, взбуженные [То
есть вспутанные, поднятые с места, отсюда взбудный след] охотниками, бегают как угорелые взад и вперед, подобно испуганному, рассеянному стаду
овец; некоторые от страха бросаются в воду и переплывают иногда немалое пространство.
Таковым урядникам производилася также приличная и соразмерная их состоянию одежда. Обувь для зимы, то
есть лапти, делали они сами; онучи получали от господина своего; а летом ходили босы. Следственно, у таковых узников не
было ни коровы, ни лошади, ни
овцы, ни барана. Дозволение держать их господин у них не отымал, но способы к тому. Кто
был позажиточнее, кто
был умереннее в пище, тот держал несколько птиц, которых господин иногда бирал себе, платя за них цену по своей воле.
— И
будет каяться! — закричал Рогожин, —
будешь стыдиться, Ганька, что такую…
овцу (он не мог приискать другого слова) оскорбил! Князь, душа ты моя, брось их; плюнь им, поедем! Узнаешь, как любит Рогожин!
— Он, значит, Кишкин, на веревку привязал ее, Оксюху-то, да и волокет, как
овцу… А Мина Клейменый идет за ней да сзади ее подталкивает: «Ищи, слышь, Оксюха…» То-то идолы!.. Ну, подвели ее к болотине, а Шишка и скомандовал: «Ползи, Оксюха!» То-то колдуны проклятые! Оксюха, известно, дура: поползла, Шишка веревку держит, а Мина заговор наговаривает… И нашла бы ведь Оксюха-то, кабы он не захохотал. Учуяла Оксюха золотую свинью
было совсем, а он как грянет, как захохочет…
Всяк глаголяй, кроме повеленных, аще и достоверен
будет, аще и постит и девствует, аще и знамения творит, аще и пророчествует — волк тебе да мнится во овчей коже,
овцам пагубу содевающ…»
Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] раскинуто
было на этом круглом мысу, где домишки высыпали, точно стадо
овец.
Было у них два хлева, где стояли Терешкина лошадь и корова Пестренка, под навесом красовалась новая телега, под другим жили
овцы, а в огороде
была устроена особая загородка для свиней.
Мужики
были на работе, и бабы окружили Таисью в темноте, как испуганные
овцы.
Вообще все хозяйство как следует
быть: своя шерсть от
овец и овчины (это уж Лукерья завела
овец), свое молоко и свое мясо к празднику.
Иоссе мне понравился, он зимой должен опять
быть здесь проездом из России. От него ты
будешь иметь грустные об нас всех известия, которые иногда не укладываются в письмо. Мне пришло на мысль отправить эти листки к Д. Д. С. Он тебе их вручит. Таким образом и волки сыты и
овцы целы! [Письмо, посланное с оказией, не застрянет в канцеляриях и не
будет читаться жандармами.]
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая
овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто
есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные то же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи, когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа,
будем тихи теперь, теперь такая пора тихая».
Если б я
был поэт, да еще хороший поэт, я бы непременно описал вам, каков
был в этот вечер воздух и как хорошо
было в такое время сидеть на лавочке под высоким частоколом бахаревского сада, глядя на зеркальную поверхность тихой реки и запоздалых
овец, с блеянием перебегавших по опустевшему мосту.
Надо, чтоб
были здоровы
Овцы и лошади их,
Надо, чтоб
были коровы
Толще московских купчих, —
Будет и в песне отрада
Вместо унынья и мук.
Я так понимаю, что господа теперь для нас все равно, что родители: что хорошо мы сделали, им долженствует похвалить нас, худо — наказать; вот этого-то мы, пожалуй, с нашим барином и не сумеем сделать, а промеж тем вы за всех нас отвечать богу
будете, как пастырь — за
овец своих: ежели какая
овца отшатнется в сторону, ее плетью по боку надо хорошенько…
— А что в Писании сказано?"Пасите
овцы ваша" — вот что сказано! Ты говоришь:"Не извольте беспокоиться", а кто в ответе
будет?
Мы избавим читателя от описания того, как заблудшие, но возвращенные
овцы ели,
пили, льстили Раисе Павловне и наперебой рассказывали самые смешные анекдоты про набоба и генерала с его «болванкой» и про его свиту. Проделывалось то же самое, что проделывается всеми и, к сожалению, слишком часто.
— Послушайте, Раиса Павловна, я устрою так, что Тетюев сам придет к вам с повинной! — объявил Прейн, радуясь новой выдумке. — Честное слово. Только, мне нужно предварительно войти в соглашение с генералом: пожалуй, еще заартачится. Пусть Нина Леонтьевна полюбуется на своего протеже. Право, отличная мысль пришла в голову этому Родиону Антонычу!.. Поистине, и волки
будут сыты, и
овцы целы…
— Хорошо говорите, — тянет сердце за вашей речью. Думаешь — господи! хоть бы в щелку посмотреть на таких людей и на жизнь. Что живешь?
Овца! Я вот грамотная, читаю книжки, думаю много, иной раз и ночь не спишь, от мыслей. А что толку? Не
буду думать — зря исчезну, и
буду — тоже зря.
— В одной книжке прочитала я слова — бессмысленная жизнь. Это я очень поняла, сразу! Знаю я такую жизнь — мысли
есть, а не связаны и бродят, как
овцы без пастуха, — нечем, некому их собрать… Это и
есть — бессмысленная жизнь. Бежала бы я от нее да и не оглянулась, — такая тоска, когда что-нибудь понимаешь!
— То
есть… ваше благородие желаете знать, каков я таков человек
есть? — сказал он, спотыкаясь на каждом слове, — что ж, для нас объясниться дело не мудреное… не прынц же я, потому как и одеяния для того приличного не имею, а лучше сказать, просто-напросто, я исключенный из духовного звания причетник, сиречь
овца заблудшая… вот я каков человек
есть!
— Так-с, без этого нельзя-с. Вот и я тоже туда еду; бородушек этих, знаете, всех к рукам приберем! Руки у меня, как изволите видеть, цепкие, а и в писании сказано:
овцы без пастыря — толку не
будет. А я вам истинно доложу, что тем эти бороды мне любезны, что с ними можно просто, без церемоний… Позвал он тебя, например, на обед: ну, надоела борода — и вон ступай.
Вам с непривычки-то кажется, что я сам пойду
овец считать, ан у меня на это такие ходоки в уездах
есть — вот и считают!
— Лечил; я так у них за лекаря и
был, и самих их, и скотину всю, и коней, и
овец, всего больше жен ихних, татарок, пользовал.
Парень наш, не
будь глуп, сейчас в поле, и ну валять да стричь ту да другую
овцу, а те, дуры, сглупа да с непривычки лягаться да брыкаться начали…
— Во времена это происходило еще древние, старые… жил-был по деревне мужик жаднеющий… бывало, на обухе рожь молотить примется, зернышка не уронит; только
было у него, промеж прочего другого именья, стадо
овец…
Я уверена, что Вы не отвергнете его, тем более, что наше стадо с каждым днем уменьшается, и привлечь хотя еще одну новую
овцу будет заслугою перед нашим орденом.
Лошади
были! коровы
были!
овца!
«Аще, — подумал он, — целому стаду, идущу одесную, единая
овца идет ошую, пастырь ту
овцу изъемлет из стада и закланию предает!» Так подумал Иоанн и решил в сердце своем участь Серебряного. Казнь ему
была назначена на следующий день; но он велел снять с него цепи и послал ему вина и пищи от своего стола. Между тем, чтобы разогнать впечатления, возбужденные в нем внутреннею борьбою, впечатления непривычные, от которых ему
было неловко, он вздумал проехаться в чистом поле и приказал большую птичью охоту.
Вот этот успех Варнавин
есть живой приклад, что такое может сделать одна паршивая
овца, если ее в стадо пустят!
Потому что, когда сынов Израиля стали избивать язычники, а
было это дело при Маккавеях, то ваши отцы погибали, как
овцы, потому что не брали меча в субботу.
Только что затихло напряженное пение муэдзина, и в чистом горном воздухе, пропитанном запахом кизячного дыма, отчетливо слышны
были из-за мычания коров и блеяния
овец, разбиравшихся по тесно, как соты, слепленным друг с другом саклям аула, гортанные звуки спорящих мужских голосов и женские и детские голоса снизу от фонтана.
Если же под людьми, от нападения которых спасает нас государство, разуметь тех людей, которые совершают преступления, то мы знаем, что это не
суть особенные существа, вроде хищных зверей между
овец, а
суть такие же люди, как и все мы и точно так же не любящие совершать преступления, как и те, против которых они их совершают.